Плоть и серебро - Страница 62

— Не ерунда. У нас мало что есть. Но мне предоставлена честь предложить вам то, что мы имеем. Это не такое, что вы должны забрать прямо сейчас, а его ценность — это такая вещь, которую только вы можете понять.

Джон подтянулся, и его тощее ироническое лицо вдруг стало суровым и гордым. Марши открыл было рот сказать, что ему ничего не нужно, но был приведен к молчанию величественным видом этого человека. В ангаре наступила тишина, смолкли разговоры, казалось, даже дыхание остановилось.

Джон заговорил, возвысив голос так, чтобы его слышали все, неразборчивый акцент жителя пояса астероидов исчез, и слова его зазвенели ясно и отчетливо, как ноты фанфары.

— Доктор Георгори Марши, ты появился среди нас вопреки своей воле, и был для нас чужим. Более ты не чужой нам. Ты стал нам всем настоящим другом. Теперь ты сказал, что тебе пора нас покинуть. Хотя мы желали бы, чтобы ты остался, мы благословляем твой путь. Но раньше, чем ты нас покинешь, мы хотим вручить тебе кое-что.

Друг наш, мы вручаем тебе наши жизни, ибо это ты нам их вернул. Мы вручаем тебе нашу веру, ибо это самое меньшее, чего ты заслужил. Мы даем тебе нашу вечную дружбу, ибо ты был истинным другом для нас, когда друг был нам нужнее всего. Мы вручаем тебе нашу любовь, ибо из любви вырастают дружба, вера и сама жизнь.

Джон положил руку на плечо Марши, и лицо его было торжественно, как лицо судьи, и все же светилось радостью.

— И последнее: мы даем тебе наш дом. Теперь это твой дом, потому что дом — это там, где ждут тебя дружба и вера, любовь и жизнь. Приходи в страхе и приходи в радости, приходи в миг торжества и в час нужды. Знай, что ты всегда можешь вернуться в свой дом, и мы обнимем тебя с радостью, что ты вернулся.

И тут Джон обнял Марши и расцеловал в обе щеки. Когда он отступил назад, в карих глазах его блеснули слезы радости. У Братства было мало ритуалов, и этот был самый старый и драгоценный. И для Джона он был тем более значим, поскольку Марши чуть не умер вместе с ними.

— Возвращайся снова домой, брат Марши, — произнес он, завершая ритуал. — Возвращайся туда, где ждут тебя твои родные.

Никто не нарушил наступившего напряженного молчания. Все глаза глядели на Марши, и на многих блестели слезы.

Марши понял, что от него ждут ответа. Их простое и искреннее предложение тронуло его так глубоко, что он не находил слов.

— Спасибо вам, — сказал он, и от стеснения в груди и в горле вышел только сдавленный хрип. Он оглядел обращенные вверх лица, многие из которых были ему теперь знакомы. Он покачнулся всем телом под мощной волной любви и благодарности, грозящей смыть его прочь. Такой глубокой, что можно утонуть.

Такой огромной, что могла похоронить его.

— Спасибо вам! — на этот раз это был отчаянный крик, и ответом ему был гром приветственных возгласов, прокатившихся из конца в конец. И гром становился все сильнее и радостнее.

Марши неуклюже повернулся к люку, дрожа и не в силах дышать. Джон протянул свою изувеченную руку. Марши принял ее, серебряные пальцы охватили искривленный розово-черный узел. Не было мысли о несовершенстве работы. Это была рука друга.

— Счастливого пути, мой друг, — крикнул Джон, перекрывая рев. И подмигнул: — Еще не поздно передумать!

Марши склонил голову — невысказанные да и нет одновременно. Джон выпустил его руку, и он подтянулся к люку по провисшей веревке перил, в корабль — одной рукой. Другая прижимала к груди бутылку.

Оказавшись внутри, он в отчаянной спешке задраил люк. Двери зашипели, отсекая приветственные и прощальные выкрики. Марши почти подбежал, спотыкаясь, к панели управления, сунул бутылку под мышку и шлепнул по клавиатуре. Появилась надпись: ИНИЦИИРОВАНА ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ОТЛЕТА.

Корабль ожил, зарокотав, как стальная тварь, готовая переварить что там попало ей в брюхо. Марши стоял, вцепившись, как тисками, серебряными руками в край панели, и глаза его слепо уставились на оранжевый сигнал ПРЕРВАТЬ.

Истрепанные панели, закрывавшие зону ангара, загудели, открывая звездную бездну. Одинокий толчок, когда отпустили зажимы, и корабль начал падать в ждущую пустоту.

Через минуту он выплыл из раскрытого купола на каменной рябой поверхности Ананке в свет бледного холодного солнца. Корабль скользнул в сторону, отходя от небесного тела, его электронные органы чувств настраивались на следующую цель.

Сигнал ПРЕРВАТЬ все еще моргал, и время передумать уходило, как песок в часах. Марши закрыл глаза, чтобы не видеть искушения.

Загудел сигнал предупреждения об ускорении. Через десять секунд включился главный двигатель. На Марши навалился вес, прижимая вниз, и корабль понес его прочь от Ананке, набирая скорость с каждой секундой.

Наконец Марши открыл глаза и стоял, глядя, как пустынная серая луна превращается в размазанную точку на экране.

Такой уютный, мирный уголок. Уродливый что снаружи, что внутри. Едва 20 км в диаметре, и гравитации еле хватает на притяжение пыли.

И все же этот мир притягивал его, рождая прилив в крови. И неимоверная гравитация Юпитера была куда слабее этого притяжения. Она может притянуть только тело.

— Доктор, — пробормотал Марши механически, — я диагностирую серьезную необходимость медикаментозного лечения для преодоления последствий вашего пребывания в условиях, близких к свободному падению.

Он повернулся спиной к экрану и нырнул в сторону камбуза.

Комбинация клавиш, которую он знал наизусть, выдала ему из раздатчика чашку синтетической водки. Как всегда, корабль был готов дать то, что ему нужно. Все виды бегства прямо под рукой.