Плоть и серебро - Страница 29

— В отличие от нас. — Марши мысленно взвешивал идею. — Таким образом мы обслужим больший регион. Владение собственным кораблем даст нам хотя бы иллюзию, что у нас есть свой угол, так?

Он смотрел, как старый друг ответил кивком, и постарался изо всех сил рассматривать только позитивные стороны этой идеи.

— Может быть, это даже улучшит нашу репутацию. Мы будем в постоянном движении ради служения благой цели, а не потому, что нас любят как ленточных глистов. Мы будем как «скорая помощь», вылетающая по вызову в медвежьи углы. — Он пожал плечами. — Почему бы и нет? Хуже от этого быть не может.

Напряженное лицо Сала наклонилось ближе:

— Это все равно не будет просто. Но корабли достаточно просторны для двоих…

Он не закончил фразу, оставив очевидное следствие болтаться, как крючок с наживкой.

Марши фыркнул:

— Значит, мне будет куда вытянуть ноги. — Он понизил голос и посмотрел Салу прямо в лицо. — Таким образом, мы признаем, что превратили себя в специализированное медицинское оборудование, которое подлежит доставке с места на место на основе ротации.

— Нет, черт побери, это неправда! — отрезал Бофанза. — Ты целитель, Гори! И чертовски хороший целитель! Ты и прочие бергманские хирурги были самыми талантливыми, самыми преданными делу врачами…

— Были — правильное слово, Сал. — Марши говорил мягко, но со стальной уверенностью. — Я был доктором. Я помню, как это было. Доктора не вызывают кошмаров у пациентов. При случайном взгляде на доктора пациенту не грозит смерть. Доктора лечат людей. Я годами не вижу своих пациентов. Это не люди, это случаи. Болезни. Травмы. Ранения. Бессознательные поломанные машины из плоти. — Он ударил себя в грудь. — Я знаю, кем я стал. Просто механиком по мясу. Вот и все.

— Нет, — упорно возразил Сал. — Это неправда.

— Чушь! — заорал Марши, хлопнув ладонями по подлокотнику кресла с такой силой, что треснул облицовочный пластик.

Он понял, что злится, но не на Сала, у которого было своих хлопот достаточно и без того, чтобы превращать его в боксерскую грушу для сброса эмоций.

— Извини, — сказал он, вставая, чтобы положить серебристую руку на плечо Сала. — Это не на тебя я злюсь. Просто на то, как все обернулось.

— Имеешь право, — слабо отозвался Сал.

— Все мы имеем право.

В каком-то смысле из них из всех самый трудный путь выбрал Сал. Марши улыбнулся и сжал его плечо.

— Я помню, как ты провалил последний тест, — сказал он. — Тебе не разрешили отдать руки. Я помню, как ты был расстроен. Уязвлен.

Он покачал головой:

— В программе уже было много горячих мест, много противоречий насчет того, что мы пытались сделать. Все думали, что мы сошли с ума, и, быть может, так оно и было. Я понимаю, как было бы тебе легко отречься от нас и от того, что мы делали, и тогда тебе было бы легче смириться с провалом последнего теста.

Он подумал, смог бы он проявить хоть в половину такой дух и класс, как Сал тогда.

— Но ты так не сделал. Ты продолжал верить в то, что мы пытались сделать. Твой выбор был еще труднее нашего — остаться и помочь нам воплотить мечту, которая тебя отвергла.

— Ты и не знаешь, как я был близок к тому, чтобы все бросить, — тихо признал Сал.

— Но ты не бросил, и теперь ты здесь командуешь. Мечта тебя отринула, но ты все равно продолжал ей служить. С тех пор это не стало ни приятнее, ни легче, но ты остался здесь. Ты все еще пытаешься претворять ее в жизнь.

Марши поглядел на эмблему на стене, вспоминая надежды, которые она символизировала, гордость, которую он всякий раз при виде ее испытывал.

— Оказывается, не мы были теми, кому повезло. Мы приобрели невероятное умение, но в этой сделке потеряли все. И все же мы продолжаем делать все, что можем, потому что ничего другого у нас не осталось. Мы все еще можем приносить пользу, и кто знает, быть может, когда-нибудь…

Марши уронил руку с плеча Сала, глядя, как тот обдумывает эти «быть может» и «когда-нибудь».

— Я готов принимать вещи такими, каковы они есть. Такими, какими они, кажется, должны быть. Либо так, либо сдаться окончательно. Может быть, эта идея с кораблями поможет, хотя у меня есть сомнения. Готов попробовать, потому что мне терять нечего. Но есть одна вещь, старый друг, которую я тебя прошу для меня сделать. Для всех нас, бедняг, которые будут мотаться по вселенной в полном одиночестве.

Бофанза посмотрел ему прямо в глаза:

— Назови ее.

— Запомни нашу мечту ради нас, Сал. Сомневаюсь, что мы сможем удержать о ней память. Ищи способ, чтобы она в конце концов стала реальностью.

Бофанза торжественно кивнул, спрыгнул со стола и обнял Марши, притянув близко и держа крепко. Это и был ответ.

Марши напрягся и чуть не оттолкнул его. Но тут же отпустил мышцы и обнял старого друга в ответ, ощущая его силу и убежденность и позволяя себе вспомнить, каково это, когда ты кому-то небезразличен.

Рука Марши упала.

Так и началось его бесконечное мотание от работы к работе. Никакого дома, кроме корабля, и путешествие, которому не видно конца.

Он был пленником в этом корабле задолго до того, как Сцилла захватила и его, и корабль. Она, как и все, только хотела использовать то орудие, в которое он превратился.

Она все еще молилась, но, кажется, перестала себя пытать. Как бы она ни была поглощена, Марши не сомневался, что она немедленно очнется, если он попробует подойти к ней или к управлению кораблем.

Но он ничего такого не планировал. В этом не было смысла.

Его переставляли на другую клетку. Но на доске все оставалось по-прежнему, как было уже много лет, и показывалось всегда одно и то же. Игра не менялась, выиграть ее было нельзя. Так какая ему разница, кто, где и зачем?