С тех пор как вступил в действие график, жизнь Марши была поглощена монотонностью, в которой не было ни корней, ни друзей, ни выбора. Как будто пала ночь длиной в тысячу дней, залив его настроение черным дегтем. Он чувствовал, как коррозирует, втягивается внутрь и наращивает снаружи толстую ржавую корку апатии — чтобы выжить.
Но если кто-нибудь находит время и желание протереть в этом дегте маленькое светлое пятно…
Марши глянул вниз на блестящие серебряные руки.
Появился ли в самом деле рыцарь в сверкающих доспехах?
Или это была жестокая шутка над ними обоими — попытаться дать ей то, чего он больше всего хотел для себя? Попытка доказать себе самому, что такие вещи еще возможны?
Он попытался представить себе картину. Закрытое зеркало и разобранный коммуникатор рядом на полке и набор инструментов, который он заказал в номер. Разобрать устройство, находясь в рабочем трансе, было для него детской игрой. В этом состоянии он мог играть в блошки с тромбоцитами и настраивать нити ДНК как струны арфы. Присоединив потом руки, он написал:
...ВЫБОР ЛУЧШЕ ДЕНЕГ. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОН У ТЕБЯ БЫЛ.
СОБЕРИ ЭТОТ КОММУНИКАТОР. РУКИ У ТЕБЯ НЕ МЕНЕЕ ЧЕМ НА 85 % ТАКИЕ, КАК БЫЛИ, И ВОССТАНОВЯТСЯ ДО 95 %, ЕСЛИ БУДУТ РАБОТАТЬ.
КОГДА ТЫ ЭТО СДЕЛАЕШЬ, СНИМИ ЭТУ СКАТЕРТЬ И ПОСМОТРИ В ЗЕРКАЛО.
Ты делаешь то, что нужно, чтобы выжить, — держишь голову вниз и идешь вперед, не глядя и спотыкаясь.
Но если тебе очень повезет, однажды тебе представится шанс попытаться чуть отодвинуть ночь. Если хватит присутствия духа, и если ты все еще веришь, что можно повернуть обратно мрачный прилив тьмы.
НАВЕРНОЕ, У ТЕБЯ БУДУТ КОШМАРЫ ОБО МНЕ. С ЭТИМ Я НИЧЕГО НЕ МОГУ СДЕЛАТЬ, И ТОЛЬКО НАДЕЮСЬ, ЧТО ТЫ СМОЖЕШЬ СОХРАНИТЬ ОБО МНЕ ДОБРУЮ ПАМЯТЬ.
Пискнула панель связи.
Сердце Марши забилось, руки крепче сжали чашку. Чтобы ответить, пришлось прочистить горло.
— Да?
— Поступило сообщение, — произнес бархатный бесполый голос коммуникатора.
— Давай.
Он закрыл глаза. Какой-то непонятный импульс заставил его скрестить пальцы.
— Перевод на сумму в тысячу кредитов, сделанный вами на Веспе, вернулся на ваш счет, — объявил коммуникатор. — К нему придано сообщение. Прочесть его?
Марши откинулся на спинку, закрыв глаза, чтобы лучше насладиться моментом.
— Да, продолжай.
— «Можно проснуться от страшных снов и выбрать сны получше. Теперь я это знаю. Спасибо тебе. Если рыцарь в сверкающих доспехах снова попадет на Веспу и ему надо будет залудить дырки в жести, найди меня». — Послание подписано именем Делорес Истербрук.
Лицо Марши расплылось в улыбке удовлетворения. Мысленно он увидел ответную улыбку, ее лицо, светлое, как зажженная лампа, разгоняющая мрак.
Обе стороны лица.
Третья — нет, уже четвертая чекушка «Мауна-лоа» опустела.
Память об этой улыбке уже еле-еле его трогала. А что до выбора…
Марши выбрал возможность встать, собраться и выйти, направляясь к себе в комнату, чтобы там уже выпить на сон грядущий.
Временная ячейка, которую ему выделили, находилась в секции половинной гравитации госпитального колеса. Сочетание пониженной гравитации и такого количества принятого внутрь виски, которого хватило бы для отключения любого нормального человека, заставляло его двигаться медленно, с преувеличенной осторожностью человека, пытающегося идти по потолку.
Прецессирующие, как гироскоп, мысли пытались рассмотреть события этого дня. Задержка оказалась средней по длительности, вполне забываемой. Утром он снова пойдет дальше по графику. Через месяц все, что он будет помнить об этом госпитале, — отличное «Мауна-лоа».
Следующая остановка… где? На Ганимеде? Не важно. Спасибо блестяще налаженной работе Медуправления, ему этого и знать не надо. Его берут и переставляют с места на место, как шахматную фигурку.
Королева на f3. Конечно, белая королева. Бежать из всех сил, чтобы никуда не попасть.
Эта картинка заставила его засмеяться. Но смех получился безрадостным и лающим, отчего молодая пара, ждущая лифта дальше по коридору, обернулась и уставилась на него.
Он им улыбнулся более чем неуверенно.
— На самом деле, — сказал он им радостно, — я скорее пешка, чем королева. — И послал воздушный поцелуй. — Нет, правда.
Они подались к лестнице, нервно оглядываясь и перешептываясь. По выражению их лиц можно было догадаться, что они приняли его за беглеца из отделения с оббитыми стенами.
Но внимание Марши уже от них отвлеклось и сосредоточилось на задаче удержания ног под собой в должном положении. Шепоты — это не ново; звуки размытого незначительного ничто. Крик позади «Урод!» или «Чокнутый!» еще мог дойти до сознания, но это и все.
Перед ним вдруг материализовалась дверь в его ячейку. Он внимательно посмотрел на номер, хотя и без того легко было узнать эту дверь — последняя в тупиковом коридоре. Занятно. Кто сказал, что у больничных администраторов нет чувства юмора?
B/163/G. Дом, милый дом.
Он пошарил в сумке, рукой в серой перчатке вытащил ключ, поглядел, как рука вставляет ключ в замок, будто это была какая-то автономная машина, действующая сама по себе.
Замок чирикнул, воспринимая ключ, и дверь отъехала в сторону. Он ввалился внутрь, хлопнув по панели позади, чтобы снова закрыть дверь. Сейчас еще одну опрокинуть на сон грядущий — ладно, еще две — и проверить, как там его пациент. Конечно, с контрольной панели. Нет смысла рисковать гибелью этого бедняги, глядя на него непосредственно, тем более после того, как спас ему жизнь. Это вроде бы будет вопреки самому смыслу прилета сюда, разве нет?