Плоть и серебро - Страница 17

Он забрел в Густо-Мьюз, скандально известный район злачных мест Веспы, в поисках чего-то — чего-нибудь, — чтобы заполнить хоть какой-то уголок внутренней пустоты. Чтобы доказать себе, что он все еще жив и все еще мужчина. Он готов был сдаться на платный секс и притворную страсть, если это все, что ему удастся найти.

Но когда он заметил Мерри, перед ним вдруг замаячил шанс найти что-то стоящее.

Она подала ему коктейль и села на диван рядом с ним, подогнув под себя ноги.

— Держи, любимый.

— Спасибо.

Он отпил глоток и скривился. Это оказался дешевый поддельный скотч — спирт из водорослей и вкусовые добавки, наверняка местного производства. Не то чтобы это различие было для него теперь важно. Он пил хорошую выпивку, если мог ее достать, и все что угодно — если не мог. Человечество прошло путь от древесных племен до космических городов именно благодаря умению приспосабливаться. Так что справедливо, если он тоже внесет свой вклад в этот процесс.

«Номер» был такой же дешевкой, как и виски. Он состоял из гостиной три на три метра, обставленной неуклюжим диваном, на котором Марши сидел, и коренастым пеннокаменным столом посередине комнаты. Стол был покрыт розовой пластиковой скатертью, на ней стояла тарелка с неопределимыми яствами, сделанными из водорослей и сои. Еще был бар. То есть неглубокая ниша в стене, где находились четыре небьющихся стакана, три залапанных пальцами графина, пивной кран и диспенсер для льда.

Широкая сводчатая дверь вела в спальню, которая была лишь немного больше огромной кровати с покрывалом из искусственного меха. Сбоку спальни была глубокая узкая ванная, оборудованная платным душем. Черные каменные стены номера были покрыты штампованными пятнисто-красными рисунками стиля Раннего Борделло. Скверные эротические картины висели, покосившись, на стенах. Они были видны как с кровати, так и с дивана, чтобы счастливая пара могла увидеть в них себя — или какую-то более фотогеничную пару для разнообразия.

Ладно, он ведь не ждал, что это будет «Марс-Гранд-Отель». В конце концов здесь приемлемо чисто и уединенно.

Он вгляделся в свой бокал:

— Не слишком восхитительное виски, как ты думаешь?

Мерри несколько помрачнела:

— Извини. Может, я попрошу у Рэнди…

— Не беспокойся. Это значит только, что им не надо восхищаться.

Он залпом осушил бокал, зная, что чем быстрее онемеет язык, тем лучше будет вкус.

Она тут же вскочила налить ему еще, но он остановил ее, положив ей на бедро руку в перчатке.

— Все в порядке, спешить не надо.

Она села обратно:

— Ладно, но если захочешь еще, ты только скажи. — Она повернулась так, чтобы он не видел поврежденную сторону лица, и улыбка ее обещала любые чудеса по первому требованию. — Если захочешь что угодно, ты только скажи. Я здесь, чтобы доставить тебе удовольствие. — Последнее было сказано так, чтобы не осталось места для непонимания.

Ее готовность обслужить любые его возможные потребности или порывы несколько разочаровывали. Несомненно, это было подстегнуто размером обещанной платы. Он чувствовал некоторую вину за то, что оглоушил ее такой большой суммой, но ему нужна была терпимость даже большая, чем свойственна обычно ее профессии. Так или иначе, она будет довольна их сделкой.

Деньги для него ничего не значили, но если она их возьмет, у него будет чувство, что его обманули. Ладно, время покажет.

— Не волнуйся, еще захочу. — Он глубоко вдохнул, занервничав вдруг, как мальчишка, который готовится сорвать свой первый поцелуй, и сказал ей, чего ему сейчас хочется: — Расскажи, что у тебя случилось с лицом.

Мерри была профессионалкой. Выражение на рабочей стороне ее лица едва ли изменилось. Но теплота в карих глазах исчезла моментально.

— Несчастный случай в шлюзе, — ответила она без интонаций. — Разгерметизация.

Как он и думал.

— А! Эмболия Саватини?

Она посмотрела на него с нескрываемым отвращением.

— Слушай, если ты сдвинулся на калеках, это твое дело. Но не мое. Нравится мне это или нет, но ты можешь заводиться или кончать от моего вида, если это надо, чтобы я отработала свои деньги. Но черт меня побери, если я буду на эту тему трепаться, чтобы только тебя подстегнуть.

От этой вспышки дикой гордости девушка стала нравиться Марши еще больше. Он послал ей самую свою обезоруживающую улыбку.

— Я потому только спросил, что я врач.

Она фыркнула.

— Ага, и сейчас начисто вылечишь меня своим волшебным шприцем.

Марши не смог не засмеяться, представив себе названный ею образ.

— Нет-нет, ничего подобного, — заверил он ее, посмеиваясь и качая головой. — Твое состояние вызвано сотнями микроскопических газовых пузырьков, закупоривших многочисленные мелкие кровеносные сосуды у тебя в мозгу, — как удар, только сильно рассеянный. Эмболия Саватини наступает примерно в одной десятой всех случаев внезапной декомпрессии.

— Говоришь ты точно как врач, — буркнула она.

— Это потому, что я на самом деле врач. Дай-ка мне свой стакан.

Он взял стакан из длинных тонких пальцев и вместе со своим понес его к бару, чтобы налить еще.

— Извини, что я так ощетинилась, — сказала она ему в спину. — Просто я не люблю, когда со мной обращаются, как с уродцем в банке.

— Поверь мне, никто этого не любит.

Только сегодня утром работники госпиталя обращались с ним как с радиоактивным педофилом. Это те, которые были вежливы.

Но то было тогда, а это — сейчас. Одно препятствие убрали. Он наполнил бокалы.